«Занимаясь любимым делом, не будешь работать ни одного дня в жизни». Елена Буланова о любимой работе и о том, как зарождалось био-направление в ХимРаре.

В рамках проекта #нашилюди мы побеседовали с Еленой Булановой, она была одной из первых в команде биологов «ХимРара» и рассказала много интересного о том, как зарождалась «биология» в нашей организации.  Елена Буланова — к.б.н., научный руководитель направления по клеточным технологиям ГК «ХимРар».

Когда Вы поняли, что хотите стать биологом?

Вот как родилась, так сразу и поняла. А если серьезно, то я в этом плане счастливый человек – мне не пришлось терзаться сомнениями по поводу выбора будущей профессии. Еще учась в школе, я точно знала, что буду биологом.

У меня в семье все медики. У мамы, папы и старшего брата медицинское образование, и конечно, они хотели, чтобы я продолжила эту традицию. Старший брат после поступления во 2-й мед взял надо мной шефство и буквально за руку отвел в кружок юного медика, чтобы я, наконец, удостоверилась, что хочу быть врачом. Но не тут-то было.

Я всегда понимала, что я не медик и не хочу никого «чинить». Мне были интересны биологические процессы, их закономерности, механизмы. Я предпочитаю способствовать тому, чтобы другие «чинили» людей эффективными и безопасными лекарствами, поэтому закончила биофак МГУ и стала клеточным биологом.

Когда Вы начали работать по профессии?

У биологов принято начинать работать в лаборатории рано, со 2 курса, потому что наше карьерное становление идет через практические методы, уже со второго года обучения в университете я начала осваивать методики в лаборатории.

Моим первым официальным местом работы стал Институт канцерогенеза – исследовательское подразделение Онкологического центра на Каширке. Там я  делала курсовую и диплом, а потом и кандидатскую в лаборатории известного клеточного биолога и исследователя канцерогенеза Юрия Марковича Васильева, который создал очень сильную научную группу, многие его ученики стали известными учеными. Мне вообще всегда везло с местами работы, поэтому и меняла я их крайне редко.

Зато часто ездила в зарубежные командировки, успела поработать в Европе и в Америке, набраться опыта, понять, какая тематика мне интересна. Это был очень интересный опыт. Так, в Америке я работала в лаборатории известного клеточного биолога, Гари Бориси, открывшего тубулин, основной компонент микротрубочек. Позже он переключился на основной компонент цитоскелета, актин, c ним опубликовали статью о механизме возникновения филоподий, которая стала классикой и на данный момент процитирована в публикациях более тысячи раз.

Вообще, я человек, который постоянно ездит и все время возвращается. Я легко вписываюсь в коллектив и быстро адаптируюсь на новом месте. На самом деле, все биологические лаборатории мира устроены одинаково. Чем они и хороши. Где бы она ни находилась, везде одна и та же привычная обстановка. Командировки у меня были по 3-4 месяца, но потом появились дети, и я стала эти периоды сокращать.

А в «ХимРар» как попали?

По возвращении на Родину, несмотря на то, что у нас была очень сильная лаборатория в Онкологическом центре, я решила поменять работу, поскольку поняла, что из академической науки  уже взяла все, что хочу.  Мотаться по командировкам мне к тому времени поднадоело, и я стала искать что-то в России, где биологическая работа была бы на международном уровне. А «ХимРар» как раз начал набирать биологов с опытом работы за рубежом. Я увидела вакансию и поехала на собеседование.

Дело было осенью 2004 года. Честно сказать, на встречу я шла без особого энтузиазма, да и пейзаж за окном не добавлял оптимизма. Думала, приеду, поговорю и уеду.

Но в итоге остались почти на 20 лет?

Да. Немалую роль в этом сыграл Илья Окунь, который специально приехал из Сан-Диего набирать биологов в ХимРар. Он тогда спросил, на каком языке мне будет удобнее разговаривать, видимо, чтобы понять, насколько я опытная и как у меня с языками. Меня такой подход приятно поразил и обрадовал, поскольку на тот момент про науку мне удобнее было говорить на английском. Собеседование мы проходили вместе с Рубеном Карапетяном и как-то сразу друг другу понравились.

Расскажите, с чего началось био-направление в компании?  

Мы начинали вчетвером: Василий Казей, Евгений Катруха, Рубен Карапетян и я. Потом еще Анжела Корякова пришла. В «ХимРаре» огромная коллекция химических соединений, и когда стало понятно, что нужно их охарактеризовать биологически, чтобы спрос на коллекцию стал выше, начали искать биологов с международным опытом. Отдел развивался постепенно: сначала это была больше группа ин витро, мы ставили биохимические и клеточные эссеи. Потом биологический отдел  стал более структурированным и начал напоминать типичную группу драг дискавери, у нас сформировались ин витро группа, биоаналитика и ин виво группа

Вообще коллектив сразу подобрался замечательный, в лаборатории всегда была и есть хорошая атмосфера. Это огромный плюс, когда на работе комфортная обстановка, хотя, конечно, и у нас бывают стрессы и все эти коммерческие истории про «нужно было вчера».

Были и забавные случаи. У нас есть среды, которыми мы, говоря простыми словами, кормим клетки, и там всегда есть краситель, который называется феноловый красный, он придает среде томатный оттенок. Если среда становится слишком щелочная, то он становится фиолетовым, если кислая – желтым. У меня был сотрудник, который очень любил разыгрывать, он взял пустую банку из-под среды и налил туда разные виды соков. Подошел ко мне с этой банкой, на которой написано, что среда такая-то, открыта тогда-то, и начал при мне ее пить. Он рассчитывал, что я испугаюсь, но меня так просто не возьмешь. Я объяснила ему, что культуральную среду пить можно, более того, это очень полезно, и если очень хочется, можем снабжать его таким «напитком» на регулярной основе, только пусть возместит стоимость.

Кстати, в пользу компании однозначно говорит тот факт, что те, кто стоял у истоков, и сегодня работают в «ХимРаре», и даже если пробовали менять место работы, то потом возвращались, как я, например.

Как рос Ваш отдел?

По мере увеличения масштабов бизнеса. Стали появляться новые задачи, и  мы поняли, что должны набирать больше людей. Со временем возникали проекты, когда нужно было делать скрининг, потом — определять растворимость, проницаемость, адсорбцию активных веществ, тестировать вещества в моделях на животных. Как только появилось несколько таких параллельных проектов, мы тут же в геометрической прогрессии разрослись. Моя группа инвитро состояла из 12 человек. Очень расширилась инвиво группа. В биолабе тогда было человек 30.

Был период, когда ушла мода на большие скрининги, наблюдался некоторый спад заказов, соответственно, и людей нужно было меньше. Сейчас у нас идут проекты, когда к нам приходят с предварительно охарактеризованной химической серией, быстро появляются активные молекулы, мы их начинаем характеризовать в разнообразном количестве эссеев, для этого нам нужно больше сотрудников, и биолаб снова растет. Рыночный спрос диктует количественный состав отдела.

С какими трудностями пришлось столкнуться на первых порах?

Мы все пришли из академической среды, и нужно было быстро переключиться на коммерческий  ритм, научиться  ориентироваться среди нескольких проектов одновременно. Впрочем, мы все были молодые, увлеченные и активные, поэтому главная трудность состояла не в этом.

Некоторые затруднения, по крайней мере, лично у меня, вызвал переход к роботизированным системам. Было несколько непривычно мыслить в формате ячеек, кривых зависимости биологической активности от концентрации вещества, потому что во время академической деятельности я больше работала с визуализацией данных, маркировала различные белки в клетках, вела многочасовые съемки на микроскопе. Это был совершенно новый интересный опыт перехода от работы за микроскопом к количественной обработке большого объема данных. Мы все осваивали сами, шаг за шагом, потому что спросить было не у кого.

Вы сказали, что на некоторое время уходили из «ХимРара». Куда и почему, если не секрет?

В другую коммерческую структуру. Появилась компания, которая занималась очень интересной областью – 3D-биопринтингом. Мне, как клеточному биологу, это было интересно, и я некоторое время поработала в этой области. В академической карьере есть такое понятие как саббатикл. Это когда человек работает-работает, а потом ему хочется что-то поменять, попробовать новое и он уходит на время в другую область. Вот и я ушла на саббатикл. В новой компании я написала много научных статей, по ним хочу писать докторскую, но в итоге все равно вернулась в «ХимРар» к моей любимой клеточной биологии.

Что вы больше всего любите в своей работе?

Правильно говорят, что, занимаясь любимым делом, не будешь работать ни одного дня в жизни. Это 100% про меня. Я очень люблю свое работу во всех ее ипостасях.

Я люблю обсчитать данные, свести их в табличку красивую или график, чтобы все выстроилось логически. Люблю писать и читать научные статьи.

Мне нравится преподавать. Я с удовольствием читаю лекции на физтехе, экзамены у студентов принимаю. Люблю работать с молодежью, наблюдать, как ребята развиваются, ищут себя. У нас часто проходят практику студенты из МГУ и Физтеха. Все они – очень талантливые и толковые молодые люди, с ними интересно.

Научная деятельность позволяет миксовать активности, и в этом ее особая прелесть.

А еще моя работа позволяет мне постоянно учиться. У нас нет курсов повышения квалификации в классическом понимании, но всегда любой проект – это обучение, поэтому процесс самообразования идет непрерывно.

Можно ли сказать, что 30 лет назад химики решали, какие лекарства разрабатывать, а теперь это прерогатива биологов?

Над нами целый этаж химиков, я не могу так рисковать. Шучу, конечно. Я люблю работать на стыке наук, а у нас очевидно стык химии и биологии. Химики и биологи постоянно спорят, кто главный, этот спор бесконечен, но процесс разработки лекарств невозможен и без тех, и без других. Мы в одной упряжке, потому что химики должны придумать структуру, которая сработает, а мы — поставить эссеи, которые правильно детектируют их биологическую активность.

У химиков появились новые компьютерные программы, искусственный интеллект, которые подсказывают, какая молекула больше подойдет к той или иной мишени, чтобы быстрее прийти к активным соединениям. У биологов тоже стало больше современных и эффективных инструментов.

А что конкретно особенно помогает продвигаться в плане лечения болезней?

Интенсивное развитие молекулярной биологии, знаний о генах и их связи с различными заболеваниями очень много привнесло в медицину и в драг дискавери, стало понятно, какие гены за что отвечают, и что с этим можно делать.

Один из самых значительных прорывов современной науки – полная расшифровка генома человека. Важность этого открытия особенно заметна в онкологии, поскольку многие виды рака напрямую ассоциированы с определенными мутациями. 

Классический пример – рак молочной железы и яичников. У женщин теперь есть возможность сделать анализ на мутацию в генах BRCA1 и BRCA2, чтобы выявить наличие или отсутствие предрасположенности к развитию этого вида рака. В случае обнаружения мутации по этим генам, пациентке нужно быть особенно осторожной и регулярно обследоваться.

Наверное, все знают историю Анджелину Джоли, которая сделала профилактическую двойную мастэктомию и удалила яичники из-за высокого риска развития онкологии. Это, пожалуй, слишком кардинальное решение, но в целом идея обследоваться, если в семье есть случаи онкологических заболеваний, абсолютно оправдана.

Мой первый учитель, Юрий Маркович Васильев, будучи человеком очень просвещенным и одновременно циничным, говорил, что люди стали жить дольше, поэтому каждый из нас доживет до своего типа рака, поскольку в течение жизни мутации неизбежно накапливаются. Звучит, конечно, так себе, но я это говорю не для того, чтобы напугать, а чтобы объяснить, как важно вовремя проходить диспансеризацию, как бы банально это ни звучало. Многие онкологические процессы сейчас неплохо контролируются, появились эффективные лекарства против конкретных типов заболеваний, главное – вовремя обнаружить. Мы же регулярно возим машину на ТО, вот и про свое ТО забывать нельзя.

У Вас высокая должность в стабильной, перспективной компании. Есть что-то, чего хотели бы еще добиться в карьере?

В науке всегда хочешь чего-то большего. Возможно, я хотела бы поработать в каких-то других направлениях, но так или иначе это всегда будет связано с клеточными технологиями. Планирую продолжать преподавать, совмещая это с научной карьерой. Очень хочу написать, наконец, докторскую.

В карьерном плане я на какой-то момент удовлетворена, но уверена, что придумаю, чем еще можно было бы себя занять и как развиваться дальше.

30.06.2022